Человек, пробежав по мокрому асфальту, громко хлюпая носом, исчез в подъезде. Фонарь продолжал качаться. Или мне это казалось. Знаешь, когда долго стоишь, задрав голову, и смотришь на одно и то же, многое может показаться. И если себя не тормозить, так и будет казаться, что дома проплывают по рябому фону неба. А если лечь у завешанной ковром стены, положив на него ноги, и представлять себе, что она – стена – и есть пол, жизнь становится намного интересней. Через полчаса, ходящий по квартире человек будет фантастическим существом из другой системы координат. Ну да ладно. Это так – зарисовка. Мне до фонаря и дела нет. Даже если он и качается. С его точки зрения я, наверное, изрядно пьян, коль меня шарахает как обожравшуюся сырым минтаем кошку. А мне плевать. Ведь он предмет неодушевленный. То есть душой не обладающий. И пусть их целая масса, со своими классовыми принадлежностями, но я на него помочусь, а он на меня даже обидеться не моги. Потому как я – царь зверей, а он – бесплодный, то есть плодов не приносящий и в этом смысле бездуховен.

Я плюнул на фонарь и, нетвердо ступая, направился к подъезду. Фонарь покачал головой и, скрипнув всем телом, снова уставился в пятак асфальта.